ЛЕДЯНЫЕ ЛЮДИ

            Когда она уезжает, словно вынимает время из пространства, укладывает в чемодан на двух куцых колесиках и увозит с собой.

            Я просыпаюсь спокойным. Я не люблю ее, и мы не особо привязаны друг к другу.

            Но я просыпаюсь и начинаю думать, как она доехала, проснулась ли уже в своем гостиничном номере (мне вспоминаются самые разные номера из моего прошлого), куда протопала в своих мохнатых шлепанцах (есть ли у нее соседки), теплый ли там туалет (я совсем не хочу, чтобы она болела), успела ли она выпить свой обязательный утренний кофе (иначе целый день будет страдать из-за низкого давления).

            В дни ее командировок мне кажется, что мы все-таки связаны и тонкая нить между нами натягивается. В такие дни мне хочется звонить ей и спрашивать, ощущает ли она натяжение этой нити и где именно она его ощущает – на запястьях, горле или сердце. Но я не звоню.

            Потом она возвращается, и вечером меня встречает привычное: «Садись ужинать, я что-то приготовила». Она всегда готовит «что-то», но это «что-то» всегда разное – мясное, рыбное, сладкое. Названия блюд она умышленно игнорирует, потому что считает их пошлыми. Во всем, сознательно, методически, она пытается избегать пошлости – и вызывающей гламурной, и бытовой мещанской. Балансируя между полюсами дурного вкуса, исключает и броский маникюр, и названия кулинарных блюд. Наш мир, лишенный обычных формулировок вроде «заехать к парикмахеру», «купить носки», «картошка-пюре», «друзья поженились», я начинаю видеть иным, сотворенным ею заново – непознанным, свежим и благоуханным, а ее саму – недосягаемо, неосязаемо прозрачной в своей чистоте.

            Обдавая меня свежестью, она вдруг приближается и говорит тихо:

– Я вещи собрала. Уезжаю.

            И это уже не командировка.

– Почему?

– Ты же все равно меня не любишь. Буду жить в другом городе. В этом… ты меня не любишь.

            Она никогда не говорила раньше, что любит меня. Может, это подразумевалось по умолчанию, но теперь даже усилием воли я не могу заполнить своим признанием чистоту, сияющую между нами. Она всегда казалась мне ледяной в нашем идеально чистом мире. Вполне возможно, что и я казался ей таким же.

2012 г.