ПУТЬ К СЧАСТЬЮ

 

            Это вбито в гугл-поиск на моем компе: «путь к счастью». Дальше – список ссылок: от христианских форумов до гороскопов на пятилетку.

– Это что еще такое?!

– У Вики машина поломалась, она за твоей сидела,  –  обернулся Вадим.

– Даже машина не выдержала!

            Вика – офис-менеджер нашей редакции. Не знал, что она так настойчиво ищет подходы к счастью. Я думал, она средствами для похудения и очищения организма интересуется. Просмотрел все ссылки и несколько минут просидел в задумчивости: ответы совсем запутали. 

 

– Макс, тебя Нина спрашивала.

            Нина – главред. Нина Кирилловна вообще-то. Ей шестьдесят два года, но выглядит она классно. Вы можете в такое поверить? Я не мог, пока ее не увидел. Она высокая, я не попадаю. У нее гладкое лицо с выразительно очерченными скулами и большие, всегда широко раскрытые голубые глаза. Правда, одевается она в какие-то вышедшие из моды полумужские костюмы и часто жалуется на мигрень, но дело свое знает.

            Я люблю с ней общаться. Даже люблю, когда она вспоминает СССР и работу в ракетном НИИ. Она интересно рассказывает – с пикантной иронией. Пишет тоже неплохо, но не очень остро. Четкие фразы, но, как бывает, со смещенными ударениями, словно стержень сюжета для нее находится не по центру, а где-то сбоку. Может, одному мне так кажется. Я не говорю ей об этом и с правками всегда соглашаюсь: уверен, что для людей из разных эпох у нас идеальное взаимопонимание.

            Она молча, не поднимая головы от статей, подтолкнула мне диктофон и цифровик.

– А Света не едет? – спросил я о фотокоре. 

– Света в «Бармалее» на празднике для детей-сирот. Надо уважить спонсоров.

            Для провинциального журнала о полусветской жизни одного фотокора более чем достаточно. Я могу, в принципе, обойтись и без Светы, тем более что я сам нашел себе это задание.

           Вечером в клубе «Аллея» выступает столичная группа «АтоМы», у лидера которой я должен взять интервью. Нина об «АтоМах» ничего не слышала, и вообще мало кто о них слышал. Парни еще не выпустили ни одного диска, но несколько их песен в жанре поп-рок крутятся на музТВ. И мне они такими свежими показались! Я их каждый день в прессе и на радио отслеживал, и тут они приезжают – в «Аллее» отыграть. Убедить Нину в том, что это будущие мега-звезды не составило особого труда. Вообще легко перевернуть мир, если сам веришь, что он должен быть вверх ногами.

            Лидера зовут Роман. И он совсем еще мальчишка, ему девятнадцать. В этом случае вопросы о жизненном пути не имеют смысла: не он делает свои песни, песни делают его. Кроме слов и музыки, нет ничего неординарного в жизни студента архитектурного факультета столичного вуза, нет скандалов, нет наркотиков, нет эпатажа, нет даже запоминающейся  внешности.

– Нащелкай побольше кадров,  –  вот и все, что посоветовала мне Нина.

 

            Я приехал в клуб, когда они уже были на сцене, а до них – еще разогревал кто-то из местных. Клуб лучший, центровой, но по сравнению со столицей – никакой тусовки. И, честно сказать, анашу я бы тоже тут не покупал – может быть опасно в плане дальнейших отношений с милицией.

            Но их музыка… даже здесь… завораживала. Так завораживать может что-то абсолютно новое. Словно до них я никогда слов о любви не слышал и от других групп не фанател. Любовь, кстати, не гомо, не эмо, а самая традиционная – к девушке какой-то. Или даже к девушкам.

            Я сделал снимки. Много снимков. Роман кивнул – мы договаривались, он меня идентифицировал. В жизни он невысокого роста  и без клиповой имитации урагана – волосы у него вовсе не дыбом. Так, торчат немного. Уверен, что он в школе был прилежным мальчиком.

            В программе – десять песен, все на уровне. Одна, пожалуй, проходная – о первой ночи. Но я не очень критик. То есть я умею ценить хорошую поэзию и отличить хорошую от плохой, но написать свежак – не могу. А этот Ромка реально может. И он не боится все в стихи приплетать: ночи, телок, мобилы, тачки, туфли, сигареты, Милан, модные журналы, телешоу. Мне такая всеядность очень по душе – все к месту у него как-то. Красивая проза наших будней.

            В группе играют шесть человек, но приехали четверо. Это называется «тоже мне город!»

– Тебе кто-то из моих нужен? – спросил Ромка после концерта.

– Нет, ты только.

– Я их тогда отпущу. У нас утром поезд обратно.

– А, может, им такое… девочек организовать?

            Он засмеялся. 

– Не надо. Сами уже организовались, нашлись какие-то поклонницы. Мы с тобой где говорить будем? Тут шумно.

            Я бы тоже предпочел гостиницу, но пришлось обратиться со скромной просьбой о выделении площади к Андрею, менеджеру «Аллеи».

– Блин, Макс, достал ты своими гламурными интервью! – отреагировал тот.

– Я ж вас прославляю!

            Концертная гримерка была кем-то занята, но комната «для свиданий»  –  свободна. Я там бывал, если честно. Это для своих как бы. Удобный там диван, новый.

– Дверь только закрывайте! Еще ввалится кто,  –  похихикал мне вслед Андрюха.

            Ромка прошел за мной коридором. Длинный коридор внутри – как и не в клубе, а в обычном офисном здании, только слышно, как музыка гремит снизу.

Лидер «АтоМов» очень похож на подростка, разбуженного среди ночи – всколоченный и немного сонный. Сел на диван, закинул ногу за ногу. И я упал в кресло напротив. Спрашивать же надо о чем-то…

            Глаза у него невеселые. То есть он от интервью тоже кайфа не ловит. Но понял уже, что это нужно выносить стоически  –  даже самое тупое интервью для провинциального журнала.

– Много уже журналистов встречал? – спросил я зачем-то.

– Много.

– Диск когда сведете?

– К апрелю.

– Сколько клипов уже? Четыре?

– Четыре.

– Что там за история с первым?

– Какая?

– Ты там девушку отбил чью-то?

– А, модель. Она от мужа решила уйти.

– К тебе?

– Ну да.

– А ты что?

– Отговорил.

            Я усмехнулся.

– А зачем тогда соблазнял?

– Еще кто кого соблазнял. Ой, нет. Ты так не пиши. Напиши: так сложились обстоятельства. Типа мы увлеклись сюжетом клипа.

– Хорошо. Выпить не хочешь?

– Можно.

            Я набрал Андрюху по мобильному:

– Пришли нам коньяку…

            Ромка помотал головой.

– А что?

– Виски.

– Есть будешь?

– Нет.

– Виски и закусить чего-нить легкого,  –  попросил я Андрея.

– Кто там фигуру бережет? Звезда? Он виски арахисом собирается закусывать? Я вам салатов мясных передам и арахис ему отдельно.

– Спасиб. Ты понял.

– С процентами,  –  добавил Андрей.

            Через минуту постучал официант. Я забрал поднос и сам сервировал столик. Супер. Похоже, что я сегодня властелин кольца. Мое сокровище… Я все-таки похитил его. Замкнутая дверь звезду нисколько не смущала.

– Кто слова у вас сочиняет?

– Я.

– Честно?

– Честно  –  я.

– Замечательные слова.

– Ты напиши еще, что мы не выскочки. Мы на двух европейских конкурсах гран-при взяли, и в «Народном певце» участвовали. И «АтоМы» потому что…

– Я знаю. Я это читал, что все люди – атомы, притягиваются, отталкиваются и т.п. Так?

– Да.

– Ты не волнуйся, я все на согласование вышлю – через два дня. Ты все прочитаешь, исправишь. Я ничего на фонарь не публикую.

– А, хорошо тогда.

            Он поднял рюмку виски.

– За что?

– За твой успех.

– За мой успех.

            Но на салаты тоже взглянул настороженно.

– Да я после шести…

– Брось, у тебя классная фигура. Ну, лишний час на тренажерах попотеешь…

            Он попробовал и похвалил. Я снова плеснул в рюмки.

– А ты тут популярный, да? – спросил он. 

– Мега-популярный!

            Ромка еще присмотрелся.

– Да, ты прикольный. Ловко все организовал. Хорошо сидим.

– Экспромтом. Я фанат твой, если честно. И мне кажется, что твоя карьера по-настоящему еще не началась. Поэтому давай – за карьеру!

– За карьеру!

            Парень пил охотно.

– Фанат – не очень хорошее слово. Это как помешанный…

– А ты был фанатом?

– Ну, мне «Ария» нравилась, но фанатом не был, нет.

– А что вообще было?

– В смысле?

– Кокаин был?

– Нет. Покурил несколько раз.

– Напивался сильно?

– Ну, не очень.

– С мужчинами сексом занимался?

– Это для интервью?

– Нет.

            Он не очень пьян был. Просто вилка вдруг застряла в салате.

– Давай без дурацких вопросов.

– Давай!

– Давай!

            Мы чокнулись. Я еще сделал несколько снимков в шутку, потом убрал диктофон и фотоаппарат.

– Все? Ты перестал быть журналистом? – он выдохнул облегченно.

– Я давно уже перестал.

– А фанатом?

– Я себя контролирую.

– В смысле?

– Автограф не попрошу.

            Я гордо вскинул голову – скорчил рожу местной звезды желтой прессы. Парень, наконец, совершенно успокоился и расслабился. Осталось – не спугнуть. Определенный риск был – расскажет в столице, что в уездном городе N чокнутые журналисты. Но не такой уж и риск!

            Он закурил, подошел к окну.

– Если у тебя больше нет вопросов…

            Я тоже нашел свою пачку. 

– Есть. Не вопрос. Предложение.

            Мне показалось, что он повторит свое дурацкое «В смысле?», но он просто плавно обернулся и посмотрел мне в глаза. Пьяная плавность дикой кошки…

           Я сидел ошарашенный, поняв, наконец, в чем секрет очарования этого парня – в его пластике, его ужимках, его кошачьей грации, которая прорывается только в музыке или по пьяни.

– Я не хочу здесь оставаться,  –  он покачал головой.

            Слава ангелам! Этот день – лучший день в моей жизни! Я забрал у него сигарету и поцеловал в дымные губы.

– Хочешь посмотреть, как живут провинциальные журналисты?

– Мега-популярные журналисты? – уточнил он. – Хочу.

            И добавил несколько смущенно:

– Если ты, Максим, никому об этом не расскажешь.

            Я удивился и тому, что он помнит, как меня зовут, и тому, что он пытается мне доверять – мне, абсолютно незнакомому парню, писаке желтого журнала. Может, я очень хорошо выглядел в тот день?

            Мы допили виски, выкурили еще по сигарете, еще раз поцеловались, и я вызвал такси. Проталкиваясь к выходу, краем глаза заметил ухмылку Андрея.

 

            Подморозило не на шутку. Мы прошли длинной аллеей, как лабиринтом, к шоссе. В честь этой аллеи старых акаций и был назван клуб. Летом это было очень красивое место, но в начале зимы, ночью,  –  черное, пронизанное желтым светом фонарей, оторванное от жизни остального города.

            Машина ждала. Ромка сел рядом с шофером, я сзади. Назвал адрес – и сорвались. Я всю дорогу в окно глядел – не в его затылок. Ничего такого не было в его затылке, чтобы снова славить ангелов.

            Мне казалось, что звучит какая-то мелодия. Не из магнитолы, и не та, что пел Ромка на сцене. А в следующий миг зазвучали тормоза. Это была их симфония.

            Я не понял, как нас занесло. На скользком шоссе мы обгоняли маршрутку и врубились в нее. Скрежет металла и крики. И все очень быстро, так быстро. Меня не задело, но переднюю часть такси покорежило. Я вышел. Шофер выполз. Ромка не двинулся с места. Ночью не видно крови. Или в свете фар она не красная. Она не страшная.

            Когда его вытаскивали, он не мог выговорить ни слова, только стонал. И глаза были закрыты.

            Я поехал следом за машиной скорой помощи в больницу. Я сидел до утра у двери его палаты. Утром мне сказали, что все не так уж и плохо. Сотрясение мозга и сломана рука, но шок прошел, он уснул после укола. Мне разрешили войти на правах друга.

            Кажется, я называл этот день лучшим в своей жизни? Я был слеп. Или это был другой день? Вчерашний?

            Ромка спал. Я подошел к окну. Посмотрел сверху на больничный двор и вспомнил о своем фотоаппарате.

            Когда он пришел в себя, я сидел рядом.

– Макс, ты как? – спросил он.

– Лучше, чем ты. Показания давал. Водила виноват по ходу, сам говорит: не справился с управлением.

– Вот черт! Как я попал! Посмотри мой телефон.

            Я считал ему несколько неотвеченных вызовов.

– Ничего такого. Ребята. Продюсер. Сколько меня тут продержат?

– До конца недели – верняк.

– Это нормально. Главное, что все живы.

            Он позвонил только продюсеру – объяснил ситуэйшн и сказал, что задержится.

– А родным? – удивился я.

– Нет, родных пугать не надо. Никто ж не умер.

            Я тоже Нине позвонил – взял отгулы и заверил, что сдам материал в лучшем виде.

            Я сидел с ним все эти дни. Бегал за едой и фруктами, уговаривал его есть, чтобы быстрее прийти в норму. Мы говорили обо всем на свете и пришли к выводу, что вкусы во многом совпадают. Хотя… это неважно, конечно. Вкусы, как метки, придуманы, чтобы узнавать близких тебе людей. Но я и так узнал его. И если бы он сказал, что обожает хот-доги и Киркорова, я бы от него не отвернулся. Под белой простыней, натянутой до подбородка, парень казался мне самым беззащитным существом на земле – не человеком, не ангелом, а моей воплощенной мечтой.

            И, вы не поверите, я был рад, что случилась авария и мы оказались заперты вдвоем в ограниченном белом больничном пространстве – к счастью, без угрозы для жизни.

            Я держал его руку в своей. Я боялся ее выпустить.

– Обо мне никто так не заботился,  –  сказал он смущенно. – Разве что бабушка в далеком детстве…

– Спасибо. Хорошее сравнение.

– Мне неловко,  –  продолжил Ромка на полном серьезе. – Ты не очень похож на беспощадного журналиста.

– Я потом… потом не пощажу.

            Но ему, правда, было стыдно. Понятно, что ночью, после нашего интервью, мы оба были пьяны, и он легко согласился на эксперимент. Но теперь – в здравом, хоть и сотрясенном сознании – не мог себе объяснить моей нежности. А я едва сдерживался, чтобы не приникнуть к его лицу, не целовать его губы, не коснуться его тела под легкой простыней. Ни он, ни я уже не могли шутить на эту тему – слова сбивались в шуршание. Я задыхался в палате и вытирал мокрый лоб.

            Не знаю, кто больше был рад выписке. В пятницу док сказал, что Ромка может убираться  с загипсованной рукой восвояси. Легко отделался. Не прикольно – грустно было.

– Может, ты в понедельник уедешь? – предложил я.

– Я… понимаю, что ты был добр… и все такое, но я…

            Всегда есть слова для отказа: пошел на хуй. Может, и грубо, но при этом объяснять ничего не нужно. Нужно просто ответить резко, чтобы все стало ясно. А Ромка никак не мог – или для простого ответа у нас были слишком похожие вкусы.

– Я не такой,  –  сказал он вместо этого

– Ты не должен мне ничем отплачивать. Поживешь два дня, отдохнешь от больницы и уедешь. И все.

            На слове «все» что-то дрогнуло. Его губы. Или воздух в палате. Или наша планета.

– Ок. Я просто, чтобы ты не думал…

– Я не думаю.

            Мы вышли из больницы. На крыльце я подал ему руку, и оба посмотрели в сторону стоянки такси.

– Нет дежавю? – спросил я.

– Давай пешком.

            Было солнечно. Снег еще не выпал, хотя до Нового года оставалось две недели. Вместо снега синоптики обещали потепление.

– Макс, ты всегда тут жил? – спросил он.

– Да.

– Красивый город, старинный.

            Засмотрелся на верхушку собора.

– Старый. Так точнее. Очень старый, – заметил я.

– Ты же циник,  –  сказал он вдруг.

– И что?

– Как же ты можешь быть таким добрым?

            Я внезапно задохнулся, словно во всем городе кончился кислород. Или в моих жилах кончилась кровь. Или в голове – мысли.

– Потому что я люблю тебя.

            Эти два дня мы провели в моей постели. Без возражений, без колебаний, без угрызений совести. Когда мы вошли, он просто обернулся ко мне:

– Ты мне сделаешь хорошо?

– Я обещаю.

            Я пообещал и был очень осторожен – не только с гипсом, с тем, что было уже сломано, но и с тем, что мне предстояло в нем поломать. Методика: нежность и много лубриканта. Как-то так, не знаю, чего больше. Он признался, что очень боялся таких отношений. Иногда думал об этом, но боялся. И его группа, его ребята – они же все натуралы. Ну, и хрен с ними, они все равно ничего не узнают. Я слушал его болтовню без единой мысли – мне было хорошо. И как-то очень пусто.

            Говорят же – чтоб тебе пусто было. Мне было очень пусто. Я даже не был счастлив. Ясно видел перед собой ножницы, которые должны были обрезать мою нежность, отрезать от меня этого человека.

            Здоровой рукой он все пытался обнять меня за шею – снова по-кошачьи как-то, лез в лицо, тыкался мокрым носом.

– Не забудешь меня, Макс, не забудешь?

– Забуду. Только песен об этом не пиши.

            Фыркнул. Хотел отвернуться, задел гипс, плюхнулся на живот. Кошки на четыре лапы не падают, если одна сломана. Я подул на его затылок… Прощай. Унесет тебя ветром…

            В понедельник утром он уехал. Вызвал такси и отбыл. Никакой фобии – сел в авто и был таков.

 

           В тот же день я сдал интервью Нине.

– Согласовал?

– Несколько раз.

– А подпись его где?

            Эх, показать бы. Губами расписался. Не очень ловко, но потом его кто-то подучит. Не я.

            Нина головой покачала:

– Даже не хочется читать об этих юнцах. Сдавай в верстку, потом все покажешь.

            Сверстанный материал ее заинтересовал больше.

– Что за фотографии? Больница? А тут он вообще полуголый.

– Это не интервью, Нин. Это детектив с элементами порно: отработал, напился, потом в аварию попал, потом у любовника завис. Не у меня…

– Весело!

            Она стала читать.

– Супер! – вынесла резюме. – В меру натуралистично, в меру обыденно. Так они звездами и становятся – через постель продюсера.

– Наверное,  –  согласился я. – Могу быть свободен?

– Можешь. Ты умница, Максим. Фото – эксклюзив.

 

            Статья вышла. На сайте выложили. Столичные газеты перепечатали. Столичные сайты передрали. В новостях замелькало. Я даже премию получил.

– За злобу дня,  –  так сказала Нина.

            Но я не злой был. Мне просто было пусто. На форумах уже обсуждения начались: мол, в его песнях никак не мелькает, что он тоже, а он тоже. И на сайте «АтоМов» кто-то из гостей мою статью тиснул – мол, как вы это прокомментируете? Продюсер прокомментировал, что Роман сейчас в больнице после автокатастрофы, а фотографии смонтированы.

            У меня и другие остались – смонтированные фотографии. Я их все распечатал и стол завалил. Везде он, он, он… В клубе,  в больнице, у меня. И такие глаза на всех – огромные зеленые глаза человека, который заблудился.

 

            Я встретил Новый год в одиночестве – с этими фотографиями. Смотрел на него, пока не уснул. Проснулся в Новом году от его звонка:

– Поздравляю,  –  сказал он. – Спасибо за статью. Судиться не буду: все правда. Продюсер уже перебесился: испортил я имидж всей группе. Но, в принципе, мне объяснили, что это пиар, а любой пиар – на пользу. Авария так и вообще романтично выглядит. Жалко, что тебя нет на снимках… Ты слышишь меня?

– Да.

– А почему молчишь?

– А что отвечать?

– Почему тебя нет на снимках?

– Что ж мне со всеми фоткаться?

– А, ну да. Я забыл, ты же мега-популярный журналист. Не хочешь переехать в столицу?

– Зачем?

– Ко мне. Я найду тебе работу. Я все устрою. Пусть ты даже… ради статьи просто. Но я – нет. Я серьезно. Я не могу тебя забыть. Ты меня слышишь?

– Да.

– Приезжай.

– А имидж?

– Да ты уже все испортил, не бойся. Короче говоря, я завтра тебя встречаю. Давай.

            Я хотел перезвонить. Потом собрал все фотографии, потому что больше ничего ценного в моей квартире не было, и взял билет на поезд. 

 

2008 г.