ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС

 

-1-

            Я люблю ее, – говорит себе Дима, пытаясь осознать эту истину. И тут же гаденький голос в его голове вторит: «Да и как ее не любить?» Да и как ее не любить, – соглашается Дима. – Ведь она жизнерадостна, активна, весела, хороша собой. «Богата», – подсказывает внутренний голос. Богата, – думает Дима, – и это тоже хорошо.

            У ее папы все отлично организовано: ночные клубы, сауны, бани и массажные салоны со СПА. «Потому что он бандит», – подсказывает противный голос. «Не бандит, а бывший милиционер», – спорит Дима. «Что одно и то же», – подводит черту внутренний голос.

            Подлый, издевательский голос искажает самые простые Димины мысли, высмеивает самые серьезные планы, все критикует, во всем сомневается, мешает Диме сосредоточиться и вникнуть в сложившуюся ситуацию.

            Ведь Оксана сама с ним познакомилась. Дима праздновал какой-то корпоратив с коллегами в клубе ее отца. Он тогда не знал, ни чей клуб, ни кто она. Просто девушка с игривым взглядом, невысокая, черноглазая, крашеная в жгучий рыжий цвет, выхватила его из-за столика, потащила танцевать, увела в другой зал. Что-то говорила, но было шумно. Дима видел только, как блестят ее глаза, как сменяются коктейли в ее руке. С ним со студенческих лет никто не знакомился, с тех пор, когда все знакомились со всеми. А потом – никто ни с кем, только работа, желание чего-то добиться, построить карьеру. Теперь он первый заместитель финдиректора с отдельным кабинетом, а она – просто тусуется, не заморачивается, развлекается. Ей двадцать один год, а ему двадцать семь, но он чувствует себя стариком в ночных клубах, возможно, потому что не пьет столько, сколько его коллеги.

            Все это закружило голову. Свидания каждый день, езда по ночному городу на ее машине, какое-то непрерывное веселье с остановками в «родных» точках. Дима перестал высыпаться и побледнел, но даже на работе сказали: «Нужно гулять, пока молодой, пока есть такая девушка, с которой хорошо».

            И было хорошо, правда. «Было и прошло». Нет, нет, и сейчас хорошо. Дима прислушивается ко внутреннему голосу. Конечно, хорошо. Просто усталость, недосып, мрачная осень, а Оксана все та же – весела, бодра, носится, суетится, глаза блестят.

            Они не живут пока вместе, но собираются. И отец Оксаны, кажется, не имеет ничего против и рад за них. И коллеги рады за Диму, потому что сложно найти своего человека в хаотичной жизни, а Диме повезло.

            И Дима тоже рад за себя, просто немного устал. Вместо сна – еда, вместо еды – секс, вместо пассивного отдыха – исключительно активный. Или он просто привык быть один, он и квартиру купил на одного, вдвоем в ней тесно.

– Папс хочет поговорить с тобой, – предупреждает Оксана в постели и смеется.

– Папа? Твой папа?

– Ага.

– А мама?

– А мамы у меня как бы нет.

– Как это «как бы нет»?

– Умерла. Как бы.

– Ой.

            Дима не знал этого. Почему-то думал, что в комплекте с крутым папой прилагается и крутая мама. Или, наоборот, не крутая, а тихая домохозяйка. Они раньше никогда не говорили о родителях, взрослые же.

– Извини, я не знал, – бормочет Дима.

– Ничего. Я тогда еще школьницей была. Не хочу об этом.

            Да, такие разговоры не для постели. Если Диму отвлечь, у него может и не получиться. Вот как сейчас. Оксана в таких случаях просто хлопает по плечу.

– Не парься, чувак. Хули делов-то для запары. Бывают проблемы и покруче!

            Дима соглашается. Бывают.

– Отсосать, может? – спрашивает она на всякий случай.

– Нет, не надо.

            Дима знает, что это не поможет. Но по Оксане видно, что ее нисколько не напрягает. Бывали у Димы девушки, которые все принимали на свой счет, упрекали его в том, что он недостаточно их любит, не считает их привлекательными, швыряли в него его же носками. Оксана не такая. Она только хлопает по плечу.

– Не парься, чувак. В клуб бы сейчас! Потанцевать!

– Три утра, Оксана.

– Да, уже закрываются, точно. Давай тут музыку включим?

– А соседи?

– Тогда я плеер, тихонько.

            Рядом на подушке скрипит из наушников Леди Гага. Оксана выстукивает ногой такт под одеялом, Дима не может уснуть, потом проваливается под этот такт и подхватывается от звонка будильника. Оксана тоже вскакивает, врубает ФМ-волну, включает кофеварку.

– Трудись, раб, а я отдыхать буду. Вечером с девочками в сауну, к тебе не приеду. А, у тебя же с папсом свидание.

– Да-да, я помню.

– Он позвонит, короче, когда освободится.

– А о чем? По поводу?

– Боишься?

– Да, немного.

– Подожди, я с тобой выйду.

– Я опаздываю, Оксана.

– Ой, тоже мне компания! Можно и опоздать.

            Компания производственная, вполне серьезная, с большим штатом. Но, конечно, не сравнить с клубами и саунами, приятного мало. Оксана прощается с ним около дома и бежит к своей «мазде». Дима плетется к подержанной «ауди», машет Оксане через лобовое стекло, ловит ее воздушный поцелуй.

 

-2-

            «Папс» звонит в десять вечера. Первым реагирует внутренний голос Димы и отчетливо произносит: «А папс-то ничем не лучше дочуры, не спится ему ночами». Но Дима быстро протирает глаза, хватает телефон, откашливается, чтобы голос звучал мужественнее.

– Слушаю.

– Дима? Здравствуй. Это Игорь… Васильевич. Отец Оксаны.

– Да-да, конечно Я ждал звонка. Оксана предупредила, что…

– К одиннадцати в «Спарту» сможешь приехать?

– В «Спарту»?

– Или это далеко от тебя?

– Ну…

– Дима?

– Конечно, смогу.

– Нет, если неудобно, я сам приеду.

– Удобно, удобно. Я приеду, конечно.

            Просто «Спарта» на другом краю города, опять за руль, ехать через четыре района, чтобы поговорить, неизвестно, о чем… в грохочущем клубе, среди ночи…

– Игорь Васильевич…

– Что? – тот откликается глухо, видимо, уже отведя телефон от уха.

– Приезжайте лучше вы.

– Что ты сиськи мнешь, Дима? Я же говорю, что могу, мне все равно.

– Я просто… устал очень. Боюсь, что усну за рулем.

– Устал? – удивляется Игорь Васильевич.

– Я днем работаю же.

– А, да, – вспоминает папс. – Так и мы не прохлаждаемся.

– Я вам адрес скажу.

– Не нужно, я знаю. Должен же я знать, где Оксана ночует.

– А по телефону нельзя поговорить обо всем? – наглеет Дима.

            Игорь Васильевич умолкает.

– Нет, – отвечает после заминки. – Тут такое дело. Нужно в глаза посмотреть.

– Мне?

– Да. Не на фото в фейсбуке, вживую.

– Я понял, – соглашается Дима. – Хорошо. Буду ждать… осмотра.

             «Очень сомнительный юмор, – незамедлительно комментирует внутренний голос. – Еще раз так пошутишь, обязательно покажешься бывшему менту недоумком».

            Дима просыпается окончательно, заправляет постель, смахивает пыль с тумбочки в прихожей, ключи всегда в пыли валяются, словно и не живет тут никто. Ждет, но Игоря Васильевича все нет. Дима осматривает квартиру глазами постороннего – уныло, безжизненно, хоть бы картину на стену или кота на диван. Но некогда, все работа, работа… Конечно, ремонт сделан, новая лоджия, кухня под заказ, должно быть уютно, но все равно не уютно, словно что-то мешает уюту. «Да вот эти ночные звонки и мешают», – объясняет внутренний голос.

            Дима перебирает по слову недавний телефонный разговор. Вскакивает и ходит из угла в угол по комнате. Ведь он уже не понравился папсу, он уже произвел на него неприятное впечатление, и вот этим «сиськи мнешь» папс ясно его выразил. Конечно, уверенный в себе человек… мужчина, взрослый мужчина двадцати семи лет, получивший высшее образование, трудоустроенный, общающийся ежедневно в кругу коллег и подчиненных, не должен мямлить что-то сонно-нерешительное в трубку, он должен быть раскован и прост в общении. Или даже слегка дерзок, чтобы держаться с папсом на равных, а не «извините», «да-да», «конечно»…

            Дима подходит к зеркалу в прихожей. Что увидит в нем папс? Что прочитает по его глазам? Что Дима не любит его Оксану? Но он ее любит. Кого же ему еще любить?

            Дима вытирает холодный и мокрый лоб. Поспать бы. Просто, без звонков, без ночных осмотров и тестов на пригодность.

            Все время он пытается произвести нужное впечатление: на работе – активного и хваткого специалиста, с Оксаной – добродушного малого без проблем, с неизвестным папсом – надежной опоры для его дочери. А кто он на самом деле? Какой он?

            О, нет, лучше не разбираться в этом. По крайней мере, не сейчас, когда есть стабильные отношения, и они вполне устраивают. Внутренний голос хихикает.

            Дима снова вглядывается в свое отражение в зеркале. Приглаживает челку назад, потом опускает на лоб. Ок, пусть он немного странный. Немного «книжный мальчик», немного тихоня. Но он молодой, стройный, красивый. У него каштановые волосы и серые глаза, у него высокие скулы и острый подбородок. Щетина растет вот… он мужественный, небритый, с растрепанными волосами. Он такой… м-м-м… он конфетка. Дима прижимается к зеркалу и целует отражение в губы. Колечко пара остается на поверхности, и Дима приникает к нему снова. Холодные губы манят, хочется отклика.

            Дима проводит рукой по животу под свитером, трогает неожиданно напрягшийся член. «Самое время подрочить!» – потешается над ним внутренний голос. Но процесс уже запущен, Дима со стоном вжимается в холодное отражение. «Оживи, давай же…»

            В дверь звонят. «Руки хоть бы вымыл, – измывается внутренний голос. – Сейчас с ментом здороваться будешь».

 

-3-

            Папс входит быстро, не протягивая руки и почти не глядя на Диму. Разматывает шарф, бросает «привет», не разуваясь садится в кресло.

– Повесить? – Дима тянется за его курткой.

– Нет, я ненадолго. Разбудил тебя?

– Нет-нет.

            «Одного «нет» вполне достаточно, мямля!»

            Теперь гость смотрит внимательно, Дима косится на плинтус, под радиатором отстал вроде. Потом переводит взгляд на Игоря Васильевича.

– Вы какой-то молодой, – говорит вдруг.

– Что?

– Я думал, родители старше. Мои старше. Намного. Лет на двадцать, – говорит Дима.

            Игорь Васильевич делает такое лицо, что Дима сразу замолкает. Папс хмурит и без того серьезные брови и выразительно морщится. Диме даже кажется, что он едва слышно произносит «Господи!», но потом берет себя в руки и начинает говорить по делу.

– Дима, я знаю, что у вас отношения с Оксаной, серьезные, как она уверяет…

– Конечно, – подтверждает Дима.

– И я хочу спросить тебя, только ответь честно.

            Внутри у Димы почему-то холодеет, он снова отводит глаза.

– Ты замечаешь за ней что-то?

– В смысле?

– Ты не должен врать или покрывать ее. Понимаешь, я желаю ей только добра, я забочусь, как могу.

– Что я должен замечать? – немного оживает Дима.

– Она что-то употребляет?

– Наркотики?

– Да, в клубах.

– Это же ваши клубы.

– Ну не все мои. И достать везде можно. Дома нюхает?

– Э-э-э. Я не знал вообще, – теряется Дима. – Я не знаю. Просто она всегда как бы… немного на взводе.

– Но ты не замечал таблеток или порошка?

– Нет. Она хорошая, Игорь Васильевич. Она очень хорошая.

            Лицо папса светлеет.

– Я знаю, что она хорошая. Я не потому спрашиваю, что она плохая или ее нужно наказать. Просто у нее было непростое взросление, такой период…

– Из-за матери?

            Игорь Васильевич снова сдвигает брови.

– Да, из-за матери. Из-за той аварии…

            Похоже, что он не продолжит.

– Из-за той аварии, – повторяет зачем-то.

– Она погибла в аварии?

– Она… нет. Это… Оксана расскажет, если захочет. Я просто прошу тебя, если что-то заметишь, сообщить мне. Я вижу, что ты хороший парень, не балуешься такими вещами, но если не сможешь ее остановить или повлиять на нее, просто звони мне, потому что это все моя вина, по большому счету.

– Почему ваша?

– Потому, Дима, что я был молод, моложе тебя, и у меня было все – жена, работа, друзья, ребенок. Но я был зол, страшно зол, постоянно недоволен, раздражен, я пил. Все время пил, не было ни одной трезвой мысли в голове. И тогда за рулем был пьян, и мы врезались в грузовик. Оксаны с нами не было, но жена очень пострадала, потеряла обе ноги, так были раздроблены кости. И она не могла терпеть все это – инвалидное кресло, мою злость, свою злость на меня, она выехала в этом кресле на крышу, лифтом… мы тогда еще в многоэтажке жили. Собрала все силы, чтобы покончить с собой. А Оксана осталась со всем этим, со мной в запое, с памятью о матери, которая всегда была несчастна…

            Дима смотрит на него округлившимися глазами.

– Но она так весела! – словно хочет спорить.

– Да. Мы все веселы. Мы это пережили, я поменял работу, нашел вообще другое занятие, она тоже находит какие-то средства, развлечения. Но за всем этим горе. Такое горе, которое ничем не стереть.

– А почему вы злились? Вы тогда в милиции работали?

– Да, в органах. И это тоже. И еще много чего наслоилось. Речь не обо мне…

– А об Оксане…

– А о тебе. Ты сможешь держать все под контролем?

– Я…

            «К чему была поучительная история? – спрашивает Диму внутренний голос. – К тому, что ты тоже будешь злиться на жену и доведешь ее до суицида?»

            Игорь Васильевич кривит губы.

– Дима, я не требую от тебя невозможного. Я вижу, что ты… как бы… нерешительный человек, мягкий. Может, ей и нужен такой друг, который не подавлял бы ее. Ты должен сделать только один вывод – сообщать обо всем мне.

– То есть шпионить и докладывать?

– Да, – говорит Игорь Васильевич прямо.

– Вы хороший отец.

– Нет, я не хороший отец. Я отец, который пытается починить собственного ребенка…  такими вот методами… и не знает, возможно ли это.

            Теперь Дима почему-то не может отвести от него взгляда. Игорь Васильевич поднимается и идет к выходу.

– Все? – спрашивает Дима. – Вы же в глаза мне хотели посмотреть.

            Папс оглядывается на его отражение в зеркале.

– Я посмотрел, и мне не очень понравилось то, что я увидел. Но мы договорились. Я полагаюсь на тебя, ты это понял?

            Дима кивает.

 

-4-

            Почему Оксана назвала его папсом? Он вовсе не папс, не какой-то отставной тупарь с брюхом и тройным затылком. Он… он… Дима теряется, внутренний голос ничего не подсказывает.

            Оксана вообще на него не похожа. Она мелкая, у нее карие глаза, подвижные черты лица, быстрые жесты, а он высокий, голубоглазый, сдержанный. Зачем он так рано женился, если ему не нужна была семья? Следовало же все продумать. Вот Дима все продумает, сделает карьеру, заведет семью, все по-настоящему. И даже если он не понравился Игорю Васильевичу, у них с Оксаной все будет хорошо. И Оксана ничего не употребляет, он врет. Врет или просто перестраховывается, но волноваться не о чем.

            Теперь можно выспаться, но сон не идет. Дима зачем-то набирает Оксану и слушает длинные гудки.

– Дима? – доносится, наконец, ее голос. – Что-то случилось?

            Так волнуется, словно Дима никогда не звонил ей первым. «Ты никогда не звонил ей первым, потому что она тебе не нужна», – сразу же объясняет внутренний голос.

– Нет, все нормально. Просто хочу узнать, как вы отдохнули с девочками?

– Здорово! В сауне оттянулись. Илонку помнишь?

– Не очень.

– Ну ладно. А как вы с папсом?

– Тоже… хорошо.

– Не наезжал он на тебя? – спрашивает Оксана.

– За что? Нет.

– Ну он может иногда включать мента. Но сейчас он намного спокойнее стал, своими делами занят, в мои не лезет. Я сегодня к тебе уже не приеду.

– Конечно.

– Завтра увидимся.

– Я соскучился, – говорит Дима.

– Я тоже. До завтра.

            «В мои не лезет, – подчеркивает внутренний голос. – Значит, у нее есть какие-то свои дела, не исключено, что наркотики». Чем больше Дима думает, тем больше путается и злится. Под утро мысли достигают консистенции бреда, вырывает из них звонок будильника.

 

---

            Теперь, когда Оксана предлагает ему встретиться в клубе, но не в «Спарте», не в какой-то отцовском заведении, Диме это кажется подозрительным, он пытается выскочить за ней в туалет, проследить, не обменивается ли она чем-то с подругами, не покупает ли что-то левое у барменов. Раньше такого не было. И Оксана тоже понимает, что раньше такого не было.

– Ты как-то изменился, – говорит она Диме. – Напрягаешься?

– Нет, почему? Просто интересно. Я не помню эту девушку. Это Илона?

            Оксана смотрит настороженно.

– Это Лена. Папс плохо на тебя повлиял.

– Нет. Просто мы могли бы жить тише. Больше бывать вдвоем.

– Тебе не нравится тусить?

– Нравится, но нужно же отдыхать.

– То есть ты устал?

– Ну немного устал.

– А я нет!

– Я знаю, – Дима улыбается. – Давай хоть сегодня домой пораньше.

            До отъезда из клуба Оксана еще два раза выскакивает в туалет, и Дима пытается вспомнить, выскакивала ли она раньше, или он просто не замечал этого. Конечно, можно позвонить Игорю Васильевичу, но что сказать? Что ему что-то кажется? Что стало казаться после того, как папс рассказал о ее слабостях? А до этого не казалось?

            «Ты просто хочешь ему позвонить. Стукач!» – четко произносит внутренний голос сквозь клубный шум.

            Нет, конечно, звонить не стоит. Нужно просто обсудить с ней…

– Может быть, поженимся? – спрашивает Дима в машине.

– Мы с тобой? – уточняет она зачем-то.

– Да, будем жить вместе.

– У тебя?

– У меня.

– Я как-то не думала. Мне рано.

– Можно уже…

– Что?

– Ну осесть. Ребенка завести. Я не знаю.

– Ты не знаешь?

– Нет, я знаю. Знаю, чего я хочу. Я люблю тебя.

– Ага, – говорит Оксана. – Но в последнее время ты становишься похож на папса. Да, вот этим вот подозрительным взглядом, которым сейчас смотришь. А я не такая девушка, которая фанатеет от мужчин, похожих на отца. Ты мне и понравился тем, что был совсем другим, не строил из себя крутого, не пытался все контролировать.

– Я и сейчас не пытаюсь.

– И правильно, потому что контроль – это фигня.

– Да, я понимаю, – соглашается Дима.

– Да хрен ты что понимаешь, – говорит Оксана и смеется.

 

-5-

            Но Дима понимает. Конечно, контроль – это иллюзия. Он не может контролировать даже собственный внутренний голос. Наоборот, внутренний голос контролирует каждый его шаг, каждый жест, постоянно наблюдает за Димой, подглядывает за ним в постели, следит в ванной, все комментирует. Даже на работе, в окружении сотрудников, спастись от него невозможно.

– Дмитрий Евгеньевич, к вам посетитель, – звонит секретарша из приемной.

            Дима немного пугается. К нему обычно не приходят посетители, только документы и цифры.

– Ковалев Игорь Васильевич, – добавляет секретарша. – Можете принять?

– Да-да, конечно.

            Дима подхватывается из-за стола. Игорь Васильевич уже входит в кабинет, на этот раз протягивая Диме руку.

– Демократично у вас, без костюмов.

            Дима пожимает руку и зачем-то одергивает на себе свитер.

– Да. Тут отопление не очень. Некоторые в пальто сидят.

– Это производственные цеха напротив? – спрашивает Игорь Васильевич, подходя к окну.

– Цеха.

– И что там? Подшипники производят, как и раньше?

– Я не знаю, как раньше было. Сейчас не только подшипники.

– Ясно. Военная тайна.

– Нет-нет, не военная. Мы же не относимся к оборонному комплексу.

– Да я пошутил, Дима.

            «Засмейся теперь, – советует Диме внутренний голос. – Ничего, что с опозданием на полчаса. Зато он сразу поймет, что ты недоумок».

            Игорь Васильевич располагается за столом, сунув руки в карманы, отклонившись вместе со стулом и слегка раскачиваясь.

– Я уже и забыл, что такое официоз, кабинеты.

            Дима смотрит на его оттопыренные локти.

– Извини за визит, но не хотел тебя ночами дергать. Оксана говорит, ты ей предложение сделал.

– Да.

– А где вы собираетесь… ты подумал? Жить и вообще? У тебя однокомнатная же. А у нас Оксана не хочет. Если вы серьезно решили, я вам квартиру куплю приличную. Согласен?

– То есть вы не против?

– Конечно. У меня было несколько, но они для жилья не годились, я сдавал их, потом толкнул.

– Нет, не про квартиру. Вы не против меня? Вы же меня не одобряете?

            Игорь Васильевич перестает раскачиваться и поворачивается к нему. Лицо знакомо кривится.

– Я не говорил, что не одобряю. И потом мы же договорились, что я могу на тебя положиться.

            Диме не нравится такой ответ, но он кивает.

– Тут у тебя только зарплата? Никаких других доходов? – спрашивает Игорь Васильевич прямо.

– Неплохая зарплата, – заверяет Дима.

– А в мою сеть не хочешь?

– Кем?

– Экономистом, как и здесь.

– Бросить компанию? – уточняет Дима.

– Я что тебя в ней держит?

– Ну я сам устроился, я расту.

– Думаю, желающих было не очень много. И как тут можно расти?

            «Он тебя унижает!» – разъясняет Диме внутренний голос. Дима пытается услышать их разговор со стороны, но не слышит издевки, не слышит даже иронии. Игорь Васильевич действительно не понимает, что может держать Диму в компании и каких успехов тут можно достичь. Он просто интересуется. Но Дима не знает, что ответить, вскакивает, отходит к окну, смотрит на заводские корпуса.

– А как вы клубы купили? – спрашивает Игоря Васильевича.

– Сначала это был один клуб. Мой лучший друг уезжал за границу и отдал его мне в рассрочку. Но тогда больше клубились, а сейчас больше парятся и в соляриях лежат, пришлось переключиться на бани-сауны.

– Значит, вы выросли?

– В некотором смысле. Я понял этот бизнес. Но я тебе не навязываю, бизнесом потом и Оксана займется, когда немного повзрослеет. Я просто спрашиваю, где тебе будет лучше.

– Мне лучше здесь.

– Хорошо, – соглашается Игорь Васильевич.

– О деньгах не волнуйтесь, я зарабатываю, – уверяет Дима.

– О деньгах я и не волнуюсь, это не проблема. Вы помолвку хотите официально отмечать? – спрашивает он.

– А… Оксана что говорит? Как она, так и я.

            Тот молчит. Дима возвращается от окна к столу.

– Она просто сказала, что вы поженитесь, – говорит Игорь Васильевич.

– Понимаете, мне она ничего не ответила. Я пока не могу ничего представить: ни помолвку, ни квартиру, ни другой образ жизни…

– Но ты справишься? Уверен? – спрашивает Игорь Васильевич.

– Справлюсь, – обещает Дима.

            Игорь Васильевич поднимается. Дима остается в замешательстве, как и после первой встречи.

– Это все?

– А что еще? – оглядывается Игорь Васильевич.

– Не знаю. Я так и не понял, друг вы мне или враг.

            Тот смотрит на него без улыбки.

– Я не друг тебе и не враг. Я друг своей дочери. Ты ее устраиваешь, я это принимаю. Ты обещал мне помощь, я это ценю. Все, что я делаю, я делаю для нее. Отцом или нянькой тебе я не буду.

– Да как бы вы были мне отцом, вы же совсем молодой! – смеется вдруг Дима.

– А я замечаю, что ты меня оцениваешь, – говорит Игорь Васильевич. – Больше так не делай.

– Что?!

            Но Игорь Васильевич уже снаружи прощается с секретаршей, нет его.

 

-6-

            Что? Что это значит? Что значит «оцениваешь»?» – мысли не дают Диме покоя. То есть да, конечно, он оценивает, ведь Игорь Васильевич отец его девушки, его будущий тесть. Но когда он сказал это «оцениваешь», он имел в виду не то, что Дима думает о его квартирах или клубах, а оценивает его лично – молод ли он, красив ли, какого цвета у него глаза. И Дима действительно это делал.

            Казалось бы, он и не скрывал своего «оценивания», но Игорь Васильевич так сказал это, словно поймал его на чем-то непристойном, что должно быть скрыто, поэтому и бросил нравоучительное: «Больше так не делай».

            Но почему? То есть да… понятно, не оценивай меня, не рассчитывай на дружбу, кто я и кто ты. Но почему это так задело?

            И еще взгляд… такой взгляд, словно Игорь Васильевич видит больше, чем хочет видеть. Видит то, на что хочет закрыть глаза.

            Дима снова подходит к зеркалу. Он так красив, умен и скромен. Ну как он может не нравиться? Вообще непонятно.

            «Да потому что с ментом нужно было вести себя иначе, – вклинивается внутренний голос, – быть проще и понятнее. А ты запаниковал, забился в конвульсиях. Кого ты в нем видишь? Приятеля из детского сада, одноклассника, дворового пацана с гитарой? Вспомни, что ты всегда был другим – с книжками и репетиторами, с олимпиадами по математике и отличным ЕГЭ, с выстраданным дипломом и дряблой карьерой на руинах завода. Чтобы дружить с папсом, ты должен приложить особые усилия».

 

---

– Твой отец меня не любит, – жалуется Дима Оксане.

            Оксана смеется.

– Квартиру предлагал?

– Да. И помолвку отметить.

– Явно не любит. Даже похоже на ненависть!

– Нет, я серьезно.

– Ну, если серьезно, то и пусть не любит. Будем держаться от него подальше. Надоел. Слишком хорошо его знаю.

            Кажется, непонимание между ними уже стерлось. Оксана снова ему доверяет. Ест пиццу в постели, смахивает крошки с подушки на одеяло.

– Закинешь потом в прачечную, да? – спрашивает, заметив болезненное выражение на его лице.

– Конечно-конечно, не вопрос.

            Не вопрос, да и вообще вопросов не осталось, все поглотил осенний туман. Помолвку Оксана не хочет, но квартиру выберет. Она сама это решает. От Димы ничего не требуется. И пока все продолжается в том же темпе – выходы с подругами, беготня по кино и клубам, езда в ночном тумане, состояние вечного недосыпа, недоедания и усталости от развлечений. Но Дима старается соответствовать.

            Оксана курит, и много. И бросать не хочет. Каждое утро начинает новую пачку. Вечером Дима решает проверить, сколько сигарет осталось, и заглядывает внутрь. Четыре сигареты, и еще пакетик белого порошка, и две синих таблетки. Небольшая такая кладовка.

            Он не в сумку залез, все это в кресле лежало, рядом с сумкой. И так каждый день? А он куда смотрит? Не замечает или не хочет замечать?

            Оксана выходит из ванной горячей и бодрой, обхватывает его обеими руками, потом замечает его заторможенность.

– Че ты замер? Режим заморозки?

– Да, холодновато.

– У меня есть кое-что. Попробуем?

            Берет сигаретную пачку из кресла и достает тот самый порошок, который он только что обнаружил, приложив все усилия Шерлока Холмса, на которые был способен.

            «Да она и не скрывала! – смеется над Димой внутренний голос. – Она просто проверяла, не побежишь ли ты жаловаться папсу».

            Дима садится, обхватывает голову руками.

– Никуда я не побегу. Но я не хочу, чтобы мы так жили, нюхали и трахались.

– А ты пробовал вообще? Хоть то, хоть другое? Настоящий кокаин, настоящий секс? За зарплату такого не купишь!

– Причем тут зарплата… к сексу?

            Она вытирает вспотевшее лицо.

– Да, я что-то нагородила. Ты это… не бычь. Я не хотела тебя обидеть. У нас тоже секс настоящий, когда ты можешь. А порошок безвредный, просто для настроения, для бодрости. Возьми чуток.

            Дима смотрит нерешительно.

– Я знаю, ты предлагаешь, чтобы я был повязан и не сдал тебя отцу.

– Думаешь, я такая продуманная?

– А ты думаешь, я стучал бы на тебя? Ведь это наше, наша жизнь, то, что между нами…

– Я знаю, что ты не стучал бы на меня. Ты же такой хороший, Дима, такой добрый. Мой самый примерный мальчик. Извини меня. Просто мне скучно, мне мало того, что между нами, в нашей жизни…

– Будет больше.

– Дети, памперсы? Собаки? Вместе в отпуск?

– Ну и это. Это же хорошо.

– Что ж тут хорошего?

– А что хорошего в наркотиках?

– Много чего.

            Оксана отсыпает на журнальный столик небольшую дорожку и улыбается.

           

-7-

            Теперь внутренний голос вообще не затихает. «Бля, да она наркоманка! – верещит он днем и ночью. – Вся ее бодрость – наркоманская бодрость, весь ее драйв – наркоманский драйв. Она не в себе. Она всегда была не в себе, а ты ей верил. Поэтому и папс смотрел на тебя как на придурка!»

            Оксана уже не вспоминает о помолвке, просто употребляет регулярно и предлагает ему тоже, за компанию. Или приезжает вечером к нему, потом уезжает в клуб и вдруг среди ночи возвращается к «своему хорошему мальчику». Дима чувствует, что больше не может, не выдерживает, но все еще ждет чего-то.

            И сам Дима тоже изменился, захлестывает разочарование, внутренний голос твердит непрерывно, что ждать нечего и ничего не получится, что лучше быть стукачом, чем мириться с тем, что нельзя остановить или прекратить.

            Дима все-таки звонит Игорю Васильевичу и выдавливает, немного заикаясь:

– Мне поговорить с вами… нужно. Сегодня, если можно… Оксана не у меня.

– А где?

– Не знаю.

            Игорь Васильевич отключается. И по резким гудкам в трубке Дима понимает, что Игорь Васильевич тоже разочарован, но, скорее всего, в Диме.

 

---

            Войдя в квартиру, он почему-то, как и в прошлый раз, смотрит на Димино отражение в зеркале.

– А ты изменился. Болеешь? Проблемы?

            «Давай, давай! – подбадривает внутренний голос. – Вывали на него!»

– Я не хочу быть стукачом, – еще спорит Дима.

            Игорь Васильевич останавливается посреди комнаты.

– Что? То есть все по новой? И давно?

– Не знаю.

– Я и прошлого парня просил за ней приглядывать, но он сам принимал. И ты тоже?

– Нет, я нет.

– Кокаин?

– Да.

– И еще что-то?

– Таблетки какие-то.

– Знаешь, у кого берет?

– Нет, не знаю.

– Почему раньше не сказал?

– Я думал… думал, что все наладится, все это веселье, от которого меня тошнит, кончится. Ведь я люблю ее. Я раньше никогда не встречался с девушкой так долго. А Оксана не скандалила, ничем меня не упрекала, с ней было так легко. Неспокойно, но я понимал, что нужно чем-то жертвовать, отказаться от каких-то своих привычек, чтобы между нами все было хорошо. Я хочу семью. У меня никогда не было семьи. Я даже никогда не видел отца и мать в одной комнате, они и репетиторам платили по очереди, чтобы не встречаться друг с другом и не конфликтовать, у них график был составлен. Я не хотел, чтобы у меня так было. Я надеялся, мы будем вместе, одним целым. Она была такой хорошей… пока вы не рассказали мне о наркотиках, пока я не стал присматриваться, пока она не стала меня провоцировать. Мне кажется, это вы все разрушили.

            Игорь Васильевич смотрит странно. В его глазах нет насмешки… что-то другое, похожее на сожаление. Он подходит к Диме и зачем-то проводит рукой по его щеке.

– Мне жаль, мой мальчик. Я не хотел ничего разрушать. У тебя еще будет семья, совсем другая семья, в которой тебе не придется отказываться от своих привычек, – произносит Игорь Васильевич и касается его губ своими губами.

            В ту же секунду все заканчивается, Игорь Васильевич отступает и идет к двери. Дима, плохо соображая, смотрит ему в спину.

– Подождите! – говорит Дима. – Вы зачем это сделали?

            Игорь Васильевич не отвечает.

– Вы думаете, я педик?

            Тот останавливается на пороге.

– Ну не педик. Но ты же и с парнями встречаешься, не только с девушками? – говорит, немного смутившись.

– Нет.

– Нет? О… прости меня, – он теряется совершенно.

– Вы все это время думали, что я гей? То есть... – Дима соображает дальше. – То есть вы… такой? Вы поэтому ненавидели свою жену? Думали, и я буду ненавидеть Оксану? Поэтому вы все разрушили? Чтобы спасти ее от меня?

            Игорь Васильевич смотрит на него в замешательстве, отвечает с трудом.

– Нет. Все не так. Наркотики я ей точно не подбрасывал.

– Да я бы не удивился, – парирует Дима. – Вот что значили эти ваши ухмылки!

– Я не ухмылялся, – оправдывается Игорь Васильевич.

– Думали, что все обо мне знаете! Что я пристроился к вашей Оксане, к вашим дачам и квартирам. А мне только с Оксаной и было хорошо!

– Потому что она ничего не требовала, – заканчивает за него Игорь Васильевич.

– Да катитесь! Вы оба параноики!

– Я не хотел тебя обидеть, – еще раз извиняется Игорь Васильевич. – Может, когда-нибудь еще скажешь мне спасибо.

– Да я повторяю вам, что я не гей! Вы больной! Вам лечиться надо!

            Захлопнув дверь за гостем, Дима впервые за долгое время чувствует, что он прав, что он справился и доказал свою правоту. Но в постели снова отматывает картинку до поцелуя, дальше воображение зависает. И почему поцелуй занял мгновение, а разборки десяток минут? Даже вспомнить нечего…

 

-8-

            Уснуть Дима не может. Ни в первую ночь после разговора с Игорем Васильевичем, ни в следующие. Оксана просто исчезла. Еще в тот день, когда он звонил папсу, она была, а потом ее просто не стало, словно Дима действительно избавился от нее физически, стер ее из своей жизни, отстирал вместе с пятнами от пиццы.

            Внутренний голос поздравляет Диму со счастливым разрешением: «Ты избавился от Оксаны! Ты свободен! Теперь можешь отдохнуть!» Но Диме скучно без Оксаны. Уныло. Пасмурно. Холодно в постели. Дима привык к ней.

            А к покою он никак не может привыкнуть. За окнами уже зима, коллеги уже планируют новогодние корпоративы, а Дима обводит всех вокруг непонимающим взглядом.

– Один или два человека? – допытывается Ольга Борисовна, пытаясь рассчитать бюджет праздника.

– Что?

– Ты один будешь или с девушкой?

– Один.

– А она не хочет? – лезет с вопросами Ольга Борисовна.

            «А ты ответь, что не знаешь, где она, – подсказывает внутренний голос. – Что она была наркоманкой. Нормальная бы никогда с тобой не встречалась. Пусть все это знают».

– Она с отцом… наверное, – мямлит Дима.

            Телефон Оксаны не отвечает, двадцать четыре часа в сутки она вне зоны доступа. Ну а чего он хотел от Игоря Васильевича? Чтобы он как-то разобрался? Уладил? Вот он и уладил.

            Дима звонит ему с работы, в обеденный перерыв, почти официально.

– Игорь Васильевич, где Оксана? Я все-таки переживаю. Ее телефон молчит.

            Игорь Васильевич тоже молчит. «Вспоминает, как ты обзывал его больным, который должен лечиться, – напоминает внутренний голос. – И уж конечно, не собирается перед тобой отчитываться».

– Она во Франции, в клинике. В нашу я ее уже однажды укладывал, но обстановка плохо на нее действовала. А в Ницце хорошо, спокойно, правда, говорит, что погода сейчас мрачная. Но дождь идет, не снег же, как у нас, – отвечает Игорь Васильевич. – А ты как?

– Ну так. Работаю. С работы звоню.

– Ясно.

– Мне поговорить с вами нужно, – решается Дима.

– О чем? – спрашивает Игорь Васильевич без особого интереса.

– Я могу в «Спарту» приехать.

– Я в «Спарте» сегодня не буду.

– А где будете?

– В чем дело, Дима?

– Ну…

            «Повздыхай в трубку, постони и покашляй», – советует внутренний голос.

– Извиниться как бы хочу, – бормочет Дима.

– Да брось! – говорит Игорь Васильевич и отключается.

 

---

            Сначала Игорь Васильевич извинился, теперь Дима извинился, все темы закрыты. Дима лежит без сна и таращится в потолок. Внутренний голос ничего не говорит, только хихикает над Димой. И вдруг звонок в дверь вырывает из пустоты. Почему-то Диме кажется, что это Оксана вернулась из клуба посреди ночи, но за дверью стоит Игорь Васильевич.

– Проходите, проходите, – торопливо приглашает Дима, словно боится, что гость развернется и уйдет.

            Игорь Васильевич входит в какой-то задумчивости, садится в кресло, глядя на разобранную постель.

– Я вам такого наговорил, – начинает Дима. – Неловко стало. Вы не подумайте, я не осуждаю вас, я не гомофоб. Просто я не сталкивался с такими… друзьями. И я не знаю точно, как это…

– Как это тебя касается? – подсказывает Игорь Васильевич.

            Дима вслушивается, есть ли ирония. Да, конечно, это ирония. Вот и губы Игоря Васильевича знакомо кривятся.

– Дима, давай не будем друг друга дурачить. Тебе почти тридцать же? Конечно, молодежь сейчас инфантильная, но зато у вас есть фейсбук, инстаграм, порносайты. Я не верю, что до тридцати ты не понял, касается тебя это или нет.

– А вы понимали, когда женились?

– Мне было девятнадцать, и моя девушка забеременела, но я четко понимал, что то, что я чувствую к ней, случайно, а то, что чувствую к своему другу, – на всю жизнь.

– О, да? И что с тем другом стало?

– Он уехал из страны. И живет счастливо. А у меня уже была семья, обязательства.

– Но я не… не понимаю. У меня такого друга не было, – говорит Дима. – Я не люблю порно, ни с мужчинами, ни с женщинами. Я люблю… читать. Стихи люблю. Но теоретически… это мне всегда нравилось.

– Что значит «теоретически»? – спрашивает Игорь Васильевич.

– Ну вот если бы я встретил такого парня, как я… Красивого, умного, спокойного, доброго, честного, с хорошим образованием, увлеченного чем-то, работой или каким-то делом…

– Без в/п, с ч/ю, без м/п? – подсказывает Игорь Васильевич. – Из мест лишения свободы просьба не беспокоить?

– Что это такое? – не понимает Дима.

– Ладно, продолжай.

– Так вот, тогда, возможно, я бы… ну как-то понял, что это мое, мой вариант. Но все парни гадкие, шумные, суетливые, тупые…

– Ты серьезно сейчас говоришь? – почему-то удивляется Игорь Васильевич. – Может это какой-то диагноз? Импотенция? Недостаток гормонов?

– А Оксана вам жаловалась? – спрашивает Дима. – У меня бывают проблемы, но только потому, что не всегда хочется. И мне не тридцать, мне двадцать семь.

– Меня зачем звал? – спрашивает Игорь Васильевич прямо. – Я не психолог, проблемы объяснять не умею.

– Спросить хотел, почему вы решили, что я гей? Почему вам так показалось?

– А ты не знаешь?

– Потому что я вас оценивал?

– Да. Так, словно ты все время в поиске. Это заметно.

– По глазам?

            Игорь Васильевич смотрит ему в глаза, потом поднимается.

– Надеюсь, ты что-то для себя прояснил. Мне пора.

– Не хотите остаться?

– Что? Остаться с тобой?

– Ну… я все думаю, как вы меня поцеловали. Кажется, я в вас влюбился.

            Игорь Васильевич встает и быстро направляется к выходу.

– У вас много парней… в клубах? Или вообще? – спрашивает Дима.

– Бывают, – бросает Игорь Васильевич на ходу, – но не много.

– А можно вам еще позвонить?

– Зачем, Дима? – спрашивает тот, уже открыв дверь. – Я встречаться с тобой больше не буду. Возможно, я кажусь тебе подлым, но я не подлый человек. У своей дочери я парней не отбиваю.

– Так мы уже расстались, – говорит Дима.

– Мне иногда кажется, что ты немного не в себе, – честно признается Игорь Васильевич.

– Почему это я не в себе? Я замфиндиректора «Промстанстроя».

– О, ты сложные слова можешь выговорить, – улыбается Игорь Васильевич, – но эмоции как-то криво выражаешь.

– Почему криво? Очень даже прямо. Я же говорю, что вы меня поцеловали, и я с тех пор все время о вас думаю, и это меня возбуждает. А раньше меня ничего так не возбуждало.

Игорь Васильевич спешит скрыться за дверью.

            «Конечно, не в себе! – подтверждает внутренний голос после его бегства. – До тридцати лет не понял, пидор ты или нет. Полный абзац. Кто угодно испугается».

 

-9-

            Нет, уснуть невозможно. Ни в эту ночь, ни в следующую, ни через неделю. А если это единственный шанс? Если Дима больше никого никогда не захочет? Если бы Игорь Васильевич понимал это, он бы посочувствовал Диме. Ведь посочувствовал же он, когда поцеловал его в губы.

            Дима собирается посреди ночи и едет в «Спарту». В клубе дело идет к закрытию, посетители уже текут к выходу, ныряя в меховые шубы и дутые куртки. Дима пытается узнать у барменов, видели ли они Игоря Васильевича. Сначала не понимают, какого Игоря Васильевича, потом кивают: «А, Игоря», но не могут вспомнить, видели или нет, направляют Диму к менеджеру. Менеджер – плотный мужичок, может, моложе Димы, но в два раза толще и увереннее. «Его любовник! – подсказывает внутренний голос. – Тот еще кабан!» Но и кабан тоже не видел Игоря.

– А кабинета у него тут нет? В клубе?

– Чего? – выпучивается менеджер, а потом машет кому-то за спиной Димы. – Игорь, вот тут молодой человек к тебе. На инспектора похож. Про кабинеты спрашивает.

– Про какие кабинеты? – Игорь Васильевич подходит ближе. – Со складами оружия? С кожаными диванами?

            Оба чему-то смеются. Дима смотрит на Игоря Васильевича с опаской, но тот дружески хлопает его по плечу.

– Так что, соскучился? – спрашивает, уводя его в сторону.

– Ну да, – говорит Дима. – Наверное.

            Он идет за Игорем Васильевичем к машине, спотыкается на льду, хватает его за рукав. Игорь Васильевич распахивает перед ним дверцу. «Ты че, баба? – вышучивает Диму внутренний голос. – Ты вот таких реверансов дожидался?»

– Куда везти тебя? – спрашивает Игорь Васильевич, сев за руль. – Куда ты хочешь?

– Не знаю. А куда вы… обычно возите?

– Кого? Женихов дочери?

– Да забудьте уже об этом! – сердится Дима. – Я уже давно не жених.

            Игорь Васильевич смеется, тянется к нему, приникает к губам. Дима представлял много раз такой поцелуй, но снова теряется, не знает, куда деть руки, упирается ему в грудь.

– Не хочешь? – спрашивает Игорь Васильевич серьезно. – Я не настаиваю, если что.

– Нет, я… я настаиваю, просто сердце колотится, страшно.

– Страшно? Ну если очень страшно, то лучше не надо.

– Ладно, я буду молчать, – обещает Дима. – Как будто это у меня сто первый раз.

– О, вот так лучше, опытный мужик, – кивает Игорь Васильевич.

            Дима не спрашивает, куда он везет его, просто смотрит на его профиль. Оказывается, едут к Игорю Васильевичу домой. Хозяин проводит его в огромную кухню-столовую.

– Оксаны еще нет? – спрашивает Дима с опаской.

– Нет. Ты есть хочешь? Бутерброд? Тортик?

– А кто у вас тортики ест, если Оксаны нет дома?

– Догадайся.

– Любовники?

– Какие любовники? Я никого сюда не приглашаю.

             Но Дима все равно огорчается, злобно косится на «тортик» в пластиковой коробке, отодвигает чашку чаю, отказывается от коньяка.

– Мне на работу завтра.

– Не ври, завтра суббота.

– А, точно.

            Игорь Васильевич садится рядом на тахту, пьет чай, не касаясь Димы даже локтем и не глядя на него. Дима отогревается, стягивает свитер, тянется чайной ложкой к торту. «Не очень-то это похоже на секс, – комментирует внутренний голос. – Скорее, так малышей успокаивают, сладеньким и вкусненьким». Дима придвигается к Игорю, закидывает ногу ему на колени, пытается обнять его, едва не выбив из рук чашку. «Может, он пассивный вообще, – намекает внутренний голос. – Не очень-то он спешит действовать. Останешься ни с чем. Со съеденным тортиком в животе. Поздравляю. Сожри еще кусок тогда». Дима отстраняется.

– Что-то не так, Игорь?

– Нет, все так. Сейчас спать пойдем. Посуду только уберу.

– Да я и тут могу. Я же опытный мужик.

– Знаю, – улыбается Игорь. – Но в спальне удобнее.

            Спальня у Игоря большая, со смежной гардеробной.

– Круто у вас, – говорит Дима. – Удобно все устроено.

– Мы старались.

– А куда окна выходят? В темноте не видно. В сад?

– В сад.

– А на втором этаже что?

– Оксанина часть.

– А на пианино кто играет? Я пианино в большой комнате видел.

– Уже никто. Оксана играла, недолго. Хотелось ей, а потом расхотелось.

– Ты не заставлял?

– Играть? Нет. Ты в ванную пойдешь?

– Я дома сходил.

            Игорь уходит сам. В спальне прохладно. Дима раздевается до трусов и ложится, укрывшись с головой. Потом стаскивает трусы и бросает под кровать. Вернувшись из ванной, Игорь ложится рядом, не выключая ночник.

– Вы с женой не тут жили? – спрашивает Дима.

– Нет. Этот дом я намного позже построил, когда стал зарабатывать нормально, для нас с Оксаной.

– И никого не приводил сюда?

– Нет.

– Ни разу?

– Давай спать, Дима, – вдруг говорит Игорь.

            Он выключает светильник, поворачивается к Диме спиной и умолкает.

– Как спать? – спрашивает Дима. – Ты не хочешь меня? Если ты это… пассивный, я и сам могу…

– Нет, думаю, ты не можешь, – отрезает Игорь. – Ты не можешь просто трахнуться. Ты можешь только вопросы задавать о любовниках и о прошлом.

            Дима отстраняется. Внутренний голос давится от смеха. Даже оказавшись в постели, Дима сумел все испортить. Дело сделано. Можно одеваться и уходить.

– Тогда я домой пойду, – говорит Дима.

– Ты отсюда не выберешься. Мне тебя везти надо, а я не хочу. Поспи до утра, – говорит Игорь.

– Я не сплю. Вообще не могу спать.

– А что ночами делаешь?

– Лежу просто. Думаю.

– Ну значит, полежи и подумай.

            Дима замолкает. За окнами очень тихо, совсем не так, как в центральных районах.

– Игорь, ну… не обижайся, – просит Дима. – Я просто… нервничаю. Я опытный мужик, но нервничаю.

            Дима дотрагивается до его спины, ведет рукой вниз, до тугих плавок. У Игоря худощавая фигура, но широкие плечи. Кожа гладкая, почти без волос. Дима приникает к его спине, целует в шею. Игорь не реагирует.

            «Слюней напусти побольше!» – издевается внутренний голос. Дима отодвигается.

– Не прекращай, – Игорь оборачивается к нему. – Мне нравится.

            Игорь сковывает его руки, придавливает своим телом, целует. Дима чувствует себя плененным, безвольным, счастливым.

– Я не сделаю тебе больно, – говорит Игорь. – Не бойся.

– Я боюсь только, что ты меня совсем не любишь.

            Игорь вздыхает, но не останавливается.

 

-10-

            Странно, но Дима спит. В гостях, в чужой постели, в неизвестном районе города, Дима спит безмятежно и просыпается только в десять утра следующего дня. Игоря нет рядом, Дима одевается и идет на кухню.

            Игорь читает телефон, сидя за столом перед чашкой кофе.

– Привет, – говорит Дима. – Почему не разбудил меня?

– Ты же должен отдохнуть.

– А ты поверил, что я не сплю?

– Поверил. Ты был похож на человека, который не спит и чем-то измучен. Надеюсь, станет легче. И если тебе понравилось в целом, можно продолжать, знакомиться, искать, развлекаться…

– То есть без тебя?

            Игорь поднимает глаза от телефона.

– Да, то есть без меня.

– Я тебе не понравился? Я же… я умею. Я и минет могу сделать. Хочешь сейчас?

– Нет, Дима, спасибо.

– А что тогда?

            «Да он просто пытается избавиться от тебя до того, как ты начнешь истерить. Ты истеричка! Истеричка!» – хохочет внутренний голос.

– Я не истеричка, – говорит Дима.

– Что?

            «Ты и сейчас уже истеришь», – говорит внутренний голос.

– Ладно, – соглашается Дима. – Пойду. Как тут маршрутку найти?

– Пешком дойдешь до перекрестка, повернешь направо, там многоэтажки начнутся, перед ними остановка.

– Ладно, – повторяет Дима.

– Не везти тебя?

– Нет, не беспокойся, – Дима идет к двери.

– Дима, – Игорь смотрит на него и не продолжает.

            Дима оглядывается.

– Не спеши. Выпей кофе.

            У Димы отчего-то щиплет в носу, он отворачивается. Потом снова смотрит на Игоря переполненными слез глазами.

– Я не знаю, что со мной, – говорит потерянно.

            Игорь оставляет телефон, наливает ему кофе, пододвигает бутерброд.

– Садись. Не нервничай. Конечно, ты мне нравишься, очень нравишься. Просто я не могу ничего обещать, гарантировать, чтобы потом не врать и не оправдываться. Да и ты молод. Ты плохо знаешь себя, а других мужчин еще хуже. Ты сейчас не можешь принимать никаких решений, разве что про маршрутку.

            «А ты что ожидал услышать? – смеется над Димой внутренний голос. – Признание в любви? После первого секса? А еще лучше до секса. Или хотя бы во время».

– Я ничего и не ожидал, – говорит Дима.

– Это правильно, – соглашается Игорь. – Мы же здравые люди. У каждого своя жизнь, свои контакты.

– У тебя есть кто-то постоянный?

– Ну…

            «Лучше бы ты уехал до этого разговора! Дурак! Теперь сиди и выслушивай, как он трахается с кем-то – регулярно и с удовольствием».

            Дима смотрит только в чашку кофе.

– С тем кабаном из клуба?

– С каким кабаном?

– С менеджером.

– А, нет, – Игорь улыбается. – Нет.

– А почему не живете вместе?

            «Что ты привязался? – одергивает внутренний голос. – Успокойся уже. Отелло, бля!»

– Я уже жил вместе, и это очень плохо кончилось, – говорит Игорь.

– С женой?

– Да.

– Но ты же не виноват в том, что гей. Могут же быть другие хорошие отношения… с мужчиной.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает Игорь.

            «Эксперт, йо! Выскажись! Ты же так много понимаешь в отношениях!» – ставит Диму на место внутренний голос.

– Я не эксперт, конечно. Но хочется верить. Должно же быть в жизни что-то хорошее. Вот в моей ничего нет. Только работа, бессонные ночи и пустота…

            «О, теперь зарыдай!» – потешается внутренний голос.

– Нет, я не собираюсь рыдать, – отвечает Дима.

– Иногда мне кажется, что ты не со мной разговариваешь, а вслушиваешься в гарнитуру, – замечает Игорь. – Это странно выглядит. Иногда даже пугает.

             «Давай, признайся, что ты шизофреник. А недавно сам всем диагнозы ставил», – иронизирует внутренний голос.

– Это внутренний голос, – сознается все-таки Дима. – Он всегда против меня

– Внутренний голос? И что он сейчас тебе говорит? – спрашивает Игорь серьезно.

– Что я только вчера впервые ноги раздвинул, а уже истерю и шантажирую тебя пустотой своей жизни, чтобы место застолбить в чужой постели.

– Это слишком, – Игорь даже отшатывается. – Нельзя бичевать себя постоянно.

– Я не знаю, почему так, – признается Дима. – Мне очень тяжело. Он меня доводит, не дает шагу ступить без комментариев. Я думаю, это шизофрения.

– Шизофрения? – Игорь смотрит пораженно. – По-моему, это значит только то, что ты не можешь принять себя и быть естественным. Что он сейчас говорит?

– Что не очень-то ты похож на мента, больше на психолога, которого выгнали с первого курса педвуза за неуспеваемость.

– О как! – Игорь улыбается. – Когда ты все объяснил, по крайней мере, твои реакции не кажутся такими странными. Но нам обоим нужно время, чтобы обдумать все спокойно.

            «Это он намекает, что тебе пора выметаться и больше ничего не ждать», – объясняет внутренний голос, и Дима уходит.

 

-11-

            Дима честно пытается все обдумать. Но внутренний голос мешает, дробит его мысли на фрагменты. Раньше он портил отношения с Оксаной, теперь портит с Игорем, он не делает исключений ни для мужчин, ни для женщин, пол для него не важен, тогда что?

            Дима ходит на работу мрачный, с коллегами общается вяло, никак не может вернуться к образу добродушного, жизнерадостного, подающего надежды специалиста.

            В дверь звонят, словно сквозь сон. Дима не может понять, на работе он или дома, звенит звонок или будильник. Подходит с опаской к двери и открывает Игорю. Тот быстро входит и целует Диму в щеку.

– Ну и мороз, да? А ты почему не звонишь, не пишешь, в «Спарту» не приезжаешь?

            Он выглядит веселым и свежим, глаза сияют.

– А чего мне ездить, ты же меня видеть не хочешь.

– Почему это не хочу? Очень даже хочу. Пришел вот тебя проведать.

– Да я не болею.

– Не болеешь? Это хорошо!

            Игорь снимает обувь, сбрасывает куртку, идет на кухню.

– Ну твоя очередь угощать чаем с тортиком.

            Дима не особо радушный хозяин. Он садится и хмуро смотрит на Игоря.

– Как ты? Вообще? – спрашивает Игорь обеспокоенно.

– В каком смысле? Работаю.

– А то… что ты мне рассказал? Это прошло?

– Нет, это никогда не проходит.

– И что сейчас говорит?

– Что торт – символ асексуалов, они им обычно секс заменяют.

– Я не знал, – говорит Игорь.

– Я тоже. Ну, может, слышал где-то.

– Как странно.

– Ты думаешь, я псих? Тебе стало интересно со мной общаться, потому что я псих? – прямо спрашивает Дима. – Но я не псих. У меня нет раздвоения, расслоения личности. Это просто самокритика.

– Конечно, я понимаю, – соглашается Игорь. – Но зачем себя постоянно критиковать? Чего можно этим достичь? До каких пор совершенствоваться?

– Нет, не ради совершенствования. Я собой доволен, мне кажется, я вообще идеальный. Просто этого никто не замечает. И мне нужно поступать правильно, вести себя правильно… как положено, чтобы все это видели и понимали.

– Чтобы всем нравиться? Чтобы тебя любили?

– Наверное.

– То есть тебе не хватает любви?

– Что значит «не хватает»? У меня ее вообще нет. И никогда не было. Меня никто никогда не любил.

– И этот внутренний голос каждый день критикует твое поведение, заставляет соответствовать какому-то образцу, чтобы заслужить всеобщую любовь?

– Ну, наверное, так.

– А других людей он тоже критикует?

– Конечно. За то, что они меня не любят и не понимают, – говорит Дима.

            Игорь наливает себе чаю и садится.

– Я тоже много думал, и примерно к таким же выводам пришел. Но, знаешь, необязательно быть идеальным. Необязательно подстраиваться, подавлять в себе женское, или детское, или странное. Необязательно постоянно подгонять себя под чужое мнение. Вот ты постоянно себя подгоняешь, и ничего этим не добился, кроме невроза и бессонницы. А другие спят спокойно, и их любят. И любят всяких – со слабостями, с плохими привычками, без чувства юмора, толстых, безработных, грубых, полуграмотных, тупых, страшных. Вообще всяких. Лично меня все идеальное настораживает, кажется неживым. Я люблю тебя не за то, что ты идеальный, а за то, что ты особенный – с этим твоим тихим помешательством на самом себе, с этой вечной гарнитурой, с кривыми эмоциями…

– Что? Ты обо мне? – не может понять Дима.

– Конечно. Я к тебе вот ехал, думал по дороге, как все это сказать. Сказать, какой ты необычный, какой ты сюрприз в моей жизни… такой сюрприз, какого я уже и не ждал.

– Только за этим ехал?

– Ну еще потрахаться, конечно.

– Тогда и торт не нужен, хорошо, – говорит Дима, – потому что у меня нет.

 

-12-

            Утром они просыпаются вместе в Диминой постели. В голове тихо. Непривычно тихо.

– Я люблю тебя, – повторяет в этой тишине Игорь. – Переезжай ко мне. У нас все получится.

– Ты же говорил, что не хочешь ни с кем жить.

– Раньше не хотел, – соглашается тот.

– Но со мной сложно, – предупреждает Дима.

– Это я уже понял.

– А Оксана?

– Оксана обо мне все знает, она не удивится. И вы, по крайней мере, уже знакомы.

            Дима не отвечает.

– Что тебе подсказывает внутренний голос? – спрашивает Игорь.

– Ничего. Он молчит. Наверное, потому что я счастлив.

– Вот мы и нашли средство, – говорит Игорь и целует его в губы.

 

---

            Дима все еще вслушивается в непривычную тишину, но Оксана трясет его за плечо.

– Ты че, от одной дорожки улетел? Я думала, ты навсегда отключился. Фу, напугал меня, чувак!

            Дима трет глаза.

– Мне снилось, что я уснул… и выспался, и стало очень тихо. А ты… не уезжала?

– В клуб? Не, только собираемся. С Илонкой. Илонку помнишь?

            Внутренний голос разрывает тишину хохотом.

– Поедешь с нами? – спрашивает Оксана.

– Нет, останусь.

            Значит… значит не существует человека, который помог бы ему разобраться в себе, который интересовался бы его мыслями и тайными желаниями, который любил бы его настоящим...

– Твой папа гей? – спрашивает он Оксану.

            Она смотрит недоуменно.

– Кто? Папс? Да ты что?! Он пидоров вообще не переносит!

– Разве не из-за этого погибла твоя мама?

– Не-е-ет. Папс связался тогда с какой-то бабенкой, влюбился типа. А она ставила ему ультиматумы – или бросай семью и женись на мне, или я выйду замуж за твоего друга. И он не мог кинуть семью, и не мог кинуть друга. Бесился, короче. В итоге отказался от нее. Она вышла замуж за того другана и уехала с ним за границу, тот ничего не узнал даже про эти их шуры-муры, оставил папсу клуб. Но нервы это всем вымотало. Папс долго в себя приходил. В чем-то я его понимаю, хотя сгонять злобу на маме он, конечно, не имел права. А теперь у него есть какие-то связи, проститутки всякие, официантки, но это его жизнь, личная. А у меня своя. Ты же не скажешь ему, как мы тут развлекаемся? Он и так следит за мной.

– Значит, я ему не звонил, – думает вслух Дима. – Мы ни о чем не говорили.

– Как не говорили? А помолвка?

– Да-да, помолвка. Точно.

            Не было пути – от непонимания до сближения, не было встреч, не было сомнений, не было секса, не было признаний в любви, не было надежды на другую жизнь.

 

---

            На следующий день Дима звонит Игорю и произносит не очень уверенно:

– Мне поговорить с вами… нужно. Сегодня, если можно… Оксана не у меня.

– Хорошо, она со мной сейчас. Давайте тогда вместе квартиру и посмотрим, – соглашается Игорь. 

            Он отключается, а хохот в телефонной трубке остается. Дима сжимает виски руками.

– Прекрати, прекрати, пожалуйста! Я отличаю реальность от фантазий. Я ни на что не надеюсь. Просто прекрати смеяться. Ты же один меня понимаешь. Больше у меня никого нет. Прекрати, пожалей меня…

 

2017 г.